Сумерки Мира - Страница 52

Я отдернул полог и вышел из шатра.

И увидел покинутый, опустевший Мелх. А из-за горизонта вставало кроваво-красное солнце…

10

…Я медленно брел по брошенному лагерю, незряче уставившись перед собой, и вдруг из кибитки старого знахаря Хар-Алама мне послышался приглушенный стон. Не задумываясь, я метнулся туда…

Старик лежал на вытертой кошме и натужно, с хрипом дышал.

– Пить… – еле слышно простонал он, не открывая глаз.

Я сбегал за водой. Немощный знахарь жадно глотал теплую жидкость, заливая впалую грудь, и наконец разлепил веки.

– Кто ты? – с испугом спросил он.

– Ты что, Алам? Совсем плох?!

– Кто ты? – снова повторил знахарь.

– Маарх-Сату, великий жрец…

– Лжешь!…

Только тут до меня дошло, что я сейчас без грима, без парика, без…

– Смотри на меня внимательно, мудрый Хар-Алам… Когда ты был ребенком, ты видел меня молодым, и память твоя не ослабла с годами. А теперь Великий Отец Маарх-Харцелл в награду за послушание вернул мне молодость!

Ничего лучшего я придумать не мог.

Знахарь долго изучал меня, и недоверие в его взгляде уступало место изумлению и благоговейному трепету.

– Я узнаю тебя, о святой Маарх-Сату! Прости, подвижник, дряхлого глупца, усомнившегося в очевидном…

– Ладно, старик… В том нет твоей вины. Но Великий Отец призвал меня к себе, и я отсутствовал всю ночь. Скажи, Хар-Алам, что здесь произошло?

Знахарь мучительно кашлял, брызгая слюной и хватаясь за горло. Потом он перевел дух и осмелился заговорить.

– Печален будет мой рассказ, о великий жрец. На закате к нам явился бледный господин, беседовавший с тобой, собрал племя и объявил, что Отец Маарх-Харцелл желает сделать своих детей Бану Ал-Райхан могучими и счастливыми. Он прислал его, пророка Тидида Верхнего, дабы увести нас к Двери в вечное блаженство. Немногие избранные удостаивались такой чести, но Бану Ал-Райхан заслужили ее своей верностью их Отцу, великому Маарх-Харцеллу.

Вначале люди не поверили ему. Хотели даже послать за тобой, но Тидид сказал, что ты сейчас беседуешь с Отцом, и мы не посмели тебе мешать.

Тидид видел, что ему не верят, и тогда он объявил, что готов делами доказать высокое звание Пророка Отца. Я не знаю, откуда пришел этот человек, и человек ли он вообще, но он показал нам такое… Ассегаи лучших воинов проходили сквозь него, как сквозь воду, а он стоял и смеялся; тело его текло туманом и исчезало, а спустя мгновение смех звенел за нашими спинами; и обличья многих зверей принимал он… А после сказал, что и мы, пойдя за ним, станем такими же…

И люди поверили. Все. Кроме меня. Я – знахарь, я и Смерть не раз стояли бок о бок над изголовьем больного, и веяло от Тидида холодом могилы, а не вечным блаженством. И тени он не отбрасывал, лжепророк лже-Отца, а худшей болезни я не знаю…

Но демон рассмеялся мне в лицо, и у меня отнялся язык. Он выпил мою и без того иссякающую жизнь, Маарх-Сату, но я остался здесь, а не пошел за ним!… И я счастлив, что наш Отец вернул тебе молодость и силу – спаси своих доверчивых братьев, а если нет, то хотя бы отомсти демону, погубившему Бану Ал-Райхан…

11

Через три дня я похоронил Хар-Алама. Жизнь просто вытекла из его изношенного тела, как вода из прохудившегося бурдюка, и на третье утро он не проснулся. Я не сомневался, что это дело рук Тидида.

«Рай» уверовавшим – и горе всем остальным!…

Днем я бесцельно слонялся по Мелху, а ночами ко мне приходили те, которые Я. Они сидели и молчали. А я ничего не мог им ответить. Теперь я знал, кого не хватало среди нас.

Того, кем Я Не Буду Никогда.

Это означало, что я еще не сделал своего выбора. Видимо, где-то в глубине души все еще тлела тяга к смерти, естественная для каждого беса, неспособного умереть. И зловещий холод, исходивший от Тидида, странным, извращенным образом притягивал меня, как тянется друг к другу все противоположное.

Время шло. И я еще не сделал выбора.

* * *

… – Разреши мне войти, мой господин…

– Кто здесь? – спросонья я что-то плохо соображал.

– Это я, Юкики, господин…

– Ю?! Входи, конечно…

Она скользнула внутрь шатра и легко опустилась на кошму рядом со мной.

– Как ты очутилась здесь, Ю? Ты ушла от них? Я уже чувствовал, что это не так, но… надежда умирает последней.

– Нет.

Она странно улыбнулась, и мне очень не понравилась эта улыбка. Что-то она мне напоминала…

– Я пришла за тобой, мой господин…

– Значит, ты…

– Да, мой господин. Пророк Тидид приобщил меня, сделав Посвященной раньше других, – сам! – чтобы я вернулась за тобой.

Она вновь радостно улыбнулась новой, чужой улыбкой.

– Пойдем с нами, господин! Это хорошо, очень хорошо – уметь…

– Знаю. Растекаться туманом, менять облик, купаться в лунном свете, как в озере, и не-жить вечно…

– Да! Так ты уже знаешь?! И до сих пор не пришел к нам? Ты боишься оставить храм?…

Юкики была неподдельно удивлена, и сейчас в ней сквозило нечто живое, часть той, прежней, наивной Ю.

Я мягко взял ее за руку и невольно вздрогнул. Рука была холодна как лед. Я заглянул в ее глаза. Там тоже был лед, и сквозь его толщу еле-еле проскальзывал знакомый огонек другого, брошенного, берега.

– Нет, Ю, я не пойду. Но ты даже не удивилась, увидев меня молодым. Это Тидид рассказал тебе о том, кто я?

– Да, – чуть слышно прошептала она, смутившись. – Но я люблю тебя, господин, и хочу, чтобы…

– У тебя холодные руки, Ю. И холод во взгляде. Вы мертвы…